– Нам и этого будет достаточно, – похлопал генерал по папке.

К удивлению Баташова, в кабинете Бонч-Бруевича словно ураган прошел. На столах, на подоконниках и даже на полу валялись кипы бумаг, карты и схемы. Начальник штаба что-то писал за столом, а вокруг него суетились два его помощника, подкладывая пред его очи то одну, то другую бумагу.

Увидев Баташова, он, указав на стул, замахал руками, мол, подожди, я слишком занят.

Только закончив писать, Бонч-Бруевич устало взглянул на контрразведчика.

– Как там ваши агенты поживают? – без всякого энтузиазма спросил он. – Большие деньги им переводим, а достойных сведений как не было, так и нет. Прямо не знаю, планировать на следующий год наступательную операцию или нет. Может быть, вы мне подскажете, есть ли у Гинденбурга резервы?

– Есть, – уверенно сказал Баташов, вставая. Подойдя к столу, он вытащил из папки донесение и протянул его хозяину кабинета.

– Насколько этому агенту можно доверять? – спросил Бонч-Бруевич, отдав листок обратно.

– Вы можете доверять ему, как самому себе, – ответил Баташов, пряча телеграмму в папку. – Насколько я знаю, вы лично инструктировали и отправляли этого резидента в Стокгольм, еще будучи генерал-квартирмейстером Северо-Западного фронта.

– Может быть, может быть, – неопределенно промолвил начальник штаба, – много воды утекло с тех пор.

– Эту информацию подтверждает и наш Копенгагенский резидент, – добавил Баташов.

– Ну что же, мне этого будет достаточно, чтобы убедить генерал-адъютанта Рузского не планировать в начале года наступательных операций, а ограничиться дооборудованием оборонительных сооружений и выравниванием фронта. Но тем не менее я прошу вас, Евгений Евграфович, сопроводить меня к командующему. Возможно, Николаю Владимировичу понадобятся и ваше видения ближайших перспектив.

– Хорошо, Михаил Дмитриевич, – согласился Баташов. – Зная, что командующий любит точность, я на всякий случай подготовил все необходимые данные, касающиеся разведки и контрразведки.

За то время, что Баташов не видел Рузского, в облике того произошли хоть и небольшие, но довольно разительные изменения. Топорщащийся на голове ершик волос значительно побелел, придавая худощавому лицу еще большую значимость и твердость, и лишь глубоко посаженные, холодно смотрящие сквозь круглые очки глаза смотрели на мир все также зорко и снисходительно.

Увидев Баташова, командующий с деланым удивлением всплеснул руками.

– Как я рад, Евгений Евграфович, что мы снова будем работать вместе! – без особой радости в голосе воскликнул он. – Узнав, что вы уже прибыли в Псков, я намеревался непременно встретиться с вами. Дальнейшая деятельность штаба фронта будет во многом зависеть и от вашей работы.

– Буду рад оправдать ваше доверие, Николай Владимирович, – чуть склонил голову Баташов, – я уже успел познакомиться с людьми и участком работы и готов представить вам все необходимые аналитические материалы и созданные на их основе прогнозы, имеющиеся в моем распоряжении.

– Это очень своевременно, – удовлетворенно изрек Рузский, – но сначала я бы хотел услышать доклад Михаила Дмитриевича.

Бонч-Бруевич, дождавшись, пока адъютант главнокомандующего разложит на столе оперативную карту фронта, достал свою шпаргалку и с разрешения Рузского начал доклад.

Периодически отрываясь от бумаги, он указывал на карте прохождение линии фронта, разграничительные линии и тыловые границы армий и корпусов. Все шло гладко до тех пор, пока начальник штаба не перешел к перечислению разведанных сил и средств противника.

– Мне кажется, что у вас не вполне точные данные о противнике, – с видом победителя при Ватерлоо изрек главнокомандующий. – Изучение оперативной обстановки предполагает углубленный анализ самой разнообразной информации… Это и моя вина в том, что я не дал вам достаточно времени для подготовки к докладу, – добавил он, обращаясь к Бонч-Бруевичу. – Но я думаю, что Евгений Евграфович поможет нам разобраться в сложной обстановке, существующей против участка Северного фронта.

При этих словах Бонч-Бруевич облегченно вздохнул.

– Ваше высокопревосходительство, господа, – официальным тоном начал Баташов, – изучив на основании данных разведки оперативную обстановку на оккупированной врагом территории и прифронтовой полосе я пришел к выводу, что до весны наступления германских войск в полосе Северного фронта не предвидится. Войска генерал-фельдмаршала Гинденбурга занимаются дооборудованием фортификационных сооружений и созданием постоянной оборонительной системы. По данным авиационной разведки, некоторые менее укрепленные участки немцы оборудуют железобетонными артиллерийскими капонирами и пулеметными колпаками. Оборона противника эшелонируется и готовится к продолжительной позиционной войне подобно существующей на германско-французском фронте. К началу октября сего года на австро-германском фронте, сосредоточено 107 пехотных и 24 кавалерийских дивизии в то время, как в начале войны действовало 42 пехотных и 13 кавалерийских дивизий. Таким образом, силы неприятеля возросли на 238 процентов. Отрадно отметить, что количественный состав войск противника не меняется с лета нынешнего года. Наблюдаемая нами периодическая перегруппировка сил противника имеет целью ввести нас в заблуждение. Немцы хотят уверить нас, что для сдерживания наших войск с Западного на Восточный германский фронт перебрасываются новые резервные дивизии. Правда, намедни по двум разным каналам ко мне поступила ценная информация о том, что в районе Ковно формируется ландверный корпус…

– Как это может быть? – неожиданно прервал доклад Рузский. – Вы отдаете себе отчет о том, что этот факт может перечеркнуть все сказанное вами ранее?

Некогда твердый и уверенный взгляд главнокомандующего подозрительно скользил по лицам генералов, не зная на ком остановиться.

– А что вы на это скажете? – хрустя пальцами рук, с надеждой в голосе обратился он к Бонч-Бруевичу.

– Формирование нового корпуса на северо-западном театре военных действий может говорить лишь об одном – Гинденбург готовит поход на Ригу и далее на Петроград…

От этих слов ершик на голове Рузского встал дыбом, в глазах застыло искреннее недоумение, переходящее в отчаяние.

– Что же делать? Что делать?! – возопил он.

– Для гарантированного сдерживания противника надо испросить у Ставки хотя бы две-три пехотных дивизии, – глухим от волнения голосом предложил Бонч-Бруевич.

– Ничего не получится, – обреченно промолвил главнокомандующий. – Стоит ли просить подкрепления, когда Ставка, с одной стороны, требуют надежного прикрытия Риги и Петрограда и в то же время отбирает у меня вновь сформированные части, чтобы отправить их на Юго-Западный фронт, где предполагается предпринять очередное бессмысленное наступление на Галицию и Буковину? – Рузский, понуро опустив голову, подошел к столу и, плюхнувшись в кресло, обхватил голову руками. В кабинете воцарилась звонкая до рези в ушах тишина. Никто даже не попытался хоть чем-то обнадежить опечаленного генерала.

– Я не задерживаю вас, господа, – сказал главнокомандующий, болезненно скривив лицо.

– Опять печень у Николая Владимировича шалит, – со знанием дела сказал начальник штаба, как только, выйдя в коридор, остался наедине с Баташовым.

– Эта болезнь нам с вами хорошо знакома, – пожал плечами контрразведчик, – В критической ситуации это самый